У нас за балконом летают стрижи,
С восторгом мы смотрим на их виражи.
Я им протянула в раскрытой ладошке
Пшено и размокшие хлебные крошки.
Но птицы не брали,
Хоть близко летали.
«Смелее! – Кричала я им. – Неужели
Так рано позавтракать где-то успели?»
А братик Олег
Меня поднял на смех:
«Придумала! Крошки! Я, точно, умру!
Ведь ловят стрижи на лету мошкару!»


Мне до школы далеко пилить. Чтоб не так скучно было, я зашёл за Мишкой.
Вот идём мы, а Мишка и спрашивает:
–Ты отрывок из Маяковского выучил?
–Ну, выучил…
–Я вчера весь вечер долбил. Такая, блин, фигня!
Нам задали кусок из поэмы «Во весь голос!»
–Меня Георг, точно, спросит, – вздохнул Мишка.
Георгий Владимирович – это наш учитель по литературе. Мы его сокращённо Георгом зовём. Сегодня его урок первым.
– Давай повторим,– предложил Мишка.
Мы стали вспоминать: «Слушайте, товарищи потомки, агитатора, горлана, главаря!..»
Так, сообща напрягая извилины, мы весь отрывок до конца довспоминали. А тут и школа.
Звонок на урок.
– Ну что? – сказал Георг, плотоядно потирая руки. – Все подготовились?»
Мы заёрзали. Он открыл журнал.
– Отрывок из поэмы… К доске пойдёт…– Шеи у многих стали значительно короче. Я сосредоточенно рассматривал дурацкую надпись на парте: «Оля + Катя = ЛЮБОВЬ». – Медяков!
Виталька Медяков нехотя поднялся.
– Я не выучил.
– Садись – два.
Витальке не привыкать. С него – как с гуся вода.
– Васильева!
Мы перевели дыхание. Лена Васильева училась хорошо.
– Георгий Владимирович, я тоже не выучила.
– Два, Васильева! – заметно мрачнея, изрёк Георг.
По классу прошёл панический трепет. Кто-то сзади икнул от волнения.
– Белова! – назвал новую жертву Георг.
Все взоры обратились на первую парту, где сидела гордость класса – отличница и красавица Лиля Белова.
– Георгий Владимирович, можно я на следующем уроке отвечу? – еле слышно спросила Лиля, и даже уши и шея у неё залились краской.
– Нельзя, Лиля Белова, – скорбно вздохнул Георг. – Тебе тоже два.
Он опёрся кулаками о стол и навис над ним, низко наклонив голову. В классе реял буревестник. Воздух был наэлектризован до предела.
Георг помедлил, проделывая губами какие-то гимнастические упражнения, а потом очень отчётливо, выделяя каждое слово, произнёс:
– Значит так. Кто сейчас ответит урок – получит зачёт по всему Маяковскому.
Класс умер. Не то, чтобы не хотелось получить зачёт, но после того, как самые лучшие ученицы потерпели неудачу…
И вдруг Мишка тянет руку:
– Можно я?..
– Молодец, Крякин, иди.
Коренастый круглолицый Мишка выкатился к доске, принял величественную позу и, чувствуя, что ему внемлют почти как Спасителю, с пафосом начал:
– Слушайте, товарищи потомки!..– и запнулся, будто налетел на преграду. – Георгий Владимирович, можно я начну сначала?
– Давай!
Мишка набрал побольше воздуха, будто собирался прыгнуть с разбега в воду и выкрикнул:
– Слушайте, товарищи потомки!!.
Но последующие слова безвозвратно покинули Мишкину голову, хотя он изо всех сил таращил глаза, и в них была видна лихорадочная работа мысли. Я отчаянно пытался изобразить агитатора, горлана, главаря, то делая из ладоней рупор, то хватаясь за горло, то хлопая себя по голове, но Мишка совершенно ошалел от этих знаков и взмолился:
– Георгий Владимирович, можно я ещё раз начну?
По классу прокатился смешок.
Всё, пропал Мишка! Георг повернулся к нему и сдвинул очки на лоб. Плохая примета.
Сейчас он испепелит Мишку взглядом, а прах развеет по ветру…
Но Георг очень вежливо, даже почти ласково сказал:
– Начни, Крякин, будь добр!
Мишка стоял пунцовый, как, не буду говорить, какая часть у обезьяны, но всё же сделал третью попытку:
– Слушайте, товарищи потомки!!!
Нет, определённо – пятница не Мишкин день. Главное, знал же, мы ведь вместе повторяли!
Потомки бились в истерическом хохоте. Их не мог остановить даже громоподобный голос Георга:
– Садись, Крякин, единица!